Их приняла родная земля

Вот что написал командир псковского поискового отряда Владимир Бумаков.

«Три дня. Три неожиданно теплых и пронзительно солнечных дня потребовалось нашим парням из ПО «Забытый батальон», чтобы расправить придавленные желтым себежским песком страницы жизни и гибели трех бойцов из ставшей нам уже родной 170-й стрелковой дивизии, сформированной 80 лет назад в далекой от нас Башкирии.

77 лет назад, 5 июля 1941 года, в этом месте было так же солнечно и жарко. 391 полк 170 стрелковой дивизии вкопался в склоны длинной холмистой гряды на западной окраине приграничной деревеньки Заситино и отбивал яростные атаки наступавших фашистов из элитной дивизии СС «Мертвая голова».

Нашим бойцам была абсолютно безразлична «элитность» противостоящих им врагов, зато они четко понимали свою боевую задачу — стоять на этих песчаных холмах до последнего предела своих возможностей, заставляя противника распылять и рассредоточивать направления своих ударов. Не сумев нащупать в обороне башкирской дивизии слабое место, фашисты приняли решение проламывать укрепления 391-го полка крупнокалиберной артиллерией, сосредоточив ее огонь на узком участке фронта.

Когда на передний край наших траншей с воем начали падать тяжелые снаряды вражеской артиллерии, командованию 391 полка стало понятно дальнейшее развитие событий: фашисты больше в атаку не пойдут, а будут ждать за железнодорожной насыпью, пока их артиллерия разносит вдребезги наши оборонительные рубежи.

После первых пристрелочных снарядов вражеские орудия начали смертоносную молотьбу, закидывая нашу оборону тоннами раскаленного визжащего металла.

Жить нашей пехоте в своих окопах да траншеях оставалось считанные минуты…

Но все пошло по иному сценарию. Понимая, что оставлять пехоту на переднем крае в данной ситуации означает ее безнаказанное истребление, командование полка приняло единственно верное решение — отвести основную часть личного состава на вторую и третью линию обороны в деревне Заситино.

Но не всем была дана отсрочка… Кто-то должен был остаться в передовых траншеях под огнем вражеской артиллерии и прикрывать отход товарищей, не допуская внезапного прорыва фашистов сразу за нашими отходящими солдатами.

Оплывшая, но не потерявшая своих очертаний траншея нашлась на краю высотки, поросшей сосновым лесом, в 50 метрах от бетонного забора современного таможенного терминала, построенного в километре от границы с Латвией. По ровной асфальтированной площадке с ревом перемещаются разноцветные грузовики, а здесь, на краю окопа, все звуки заглушаются ровным гулом качающегося под ветром строевого леса. Одного взгляда на траншею достаточно, чтобы понять, что отрыта и оборудована она была нашими солдатами именно в 1941 году: направления брустверов и пулеметных гнезд обращены как раз в сторону границы и идущей вдоль нее железной дороги; именно оттуда и ломились на нашу оборону наступающие эсэсовцы.

Дальше — привычная поисковая рутина: приборы включены, щуп и лопата угомонились на вспотевшем под лямками рюкзака плече.

Гулянки по лесу не получилось. Буквально на первых метрах траншеи крякнул звучный «выхлоп» металлодетектора: внизу большое и ржавое железо. Прибор в сторону, щуп впился в землю и аккуратными короткими рывками стал уходить вглубь засыпанной траншеи, на самое ее дно, расталкивая слежавшийся песок в поисках последнего защитника этого рубежа…

Звук, который передает через себя поисковый щуп, касаясь о кость, невозможно спутать ни с каким другим. Его оттенок нельзя однозначно описать словами, его надо впитать в себя через держащую щуп руку. Даже защитная перчатка не в состоянии заглушить это ощущение встречи закаленного железа с человеческой плотью…

Вот и в этот раз именно такой своеобразный суховатый стук передал из глубины спрессованного песка вибрирующий от нагрузки полутораметровый щуп.

Четыре лопаты, четыре пары глаз, напрягшиеся под камуфляжем руки и спины. На старом бруствере — гора свежевыброшенного золотистого песка. На дне раскопанной траншеи — ржавая советская каска, ботинки, противогаз, коробка с пулеметными дисками, перепревшие куски красноармейской шинели. И вперемешку со всем этим — потемневшие человеческие останки…

Небольшой перекур — скорее не для отдыха, а чтобы собраться с мыслями и унять дрожь в руках. Ведь теперь самое важное — смертный медальон солдата.

Поисковики уверены: он должен быть, и он где-то здесь, под ногами, в холодном податливом песке. Поисковый опыт работы по бойцам 170 стрелковой однозначно свидетельствовал, что командиры этого соединения свой хлеб ели не зря: раз устав требовал наличия у подчиненных красноармейцев заполненных смертных медальонов, значит, эти медальоны у них были.

Теперь, уже стоя на коленях на дне неширокого пока раскопа, копари перетирают между ладонями весь песок, окружающий останки того, кто стоял здесь 77 лет назад.

Двадцать минут, полчаса. Ничего. Гудят затекшие в согнутом состоянии спины, дрожат от напряжения колени. Отдохнуть? Пока не заслужили.

Снова на дно траншеи, опять пальцы да ладони, словно экскаваторы, загребают влажный песок. Еще полчаса и… Есть! В гуще разрыхленного грунта черная точка бакелитового пенала… Вы хоть раз слышали, как орут от радости поисковики? Нет? Белки с контузией падают с деревьев.

Спустя двое суток это место не узнать совершенно, зато теперь оно выглядит, как 77 лет назад. Траншея «выставлена» в полный рост, на бруствере выложены 22 гранаты РГ-33, в серединной пулеметной ячейке стоит выкопанный прямо здесь же «Дегтярь»...

Но весь этот антураж, хоть и выглядит выразительно, второстепенен по отношению к главному — обнаружены останки трех красноармейцев, погибших в этой передовой траншее 5 июля 1941 года. Двое из них опознаны по найденным при них смертным медальонам. Третьего медальона найти не удалось по объективной причине: владелец погиб от прямого попадания снаряда прямо в его участок траншеи…

Зато Парьев Василий Данилович (1911 года рождения) и Резанцев Иван Иванович (1911 года рождения) неимоверными усилиями земляков вырваны из скорбного строя пропавших без вести и вскоре обретут на родине заслуженное и достойное захоронение, на котором будут начертаны их воскрешенные имена.

Есть в этой истории еще один удивительный штрих: удалось установить связь с дочерью Василия Даниловича Парьева. Ей сейчас 85 лет и ее фамилия по мужу — Резанцева.

Траншею мы решили не закапывать, пусть останется как есть.

5 июля 1941 года, когда командование 391-го полка приняло решение вывести свои подразделения из-под начинающегося артиллерийского налета, в этой передовой траншее с пулеметом остались прикрывать отход трое: красноармейцы Василий Парьев, Иван Резанцев и третий, неизвестный солдат.

Уходящие от них однополчане оставили им дополнительный запас пулеметных дисков и гранат, понимая, что оставшиеся товарищи практически обречены.

Иван Иванович, Василий Данилович и их товарищ понимали это не хуже остальных. Но кто-то должен был остаться. Другого выхода не было.

В начавшейся войне еще долго не будет другого выхода. Но, в конечном итоге, для тех, кто выжил и продолжил сражаться, выход нашли те, кто остался».

Мы встретились с дочерью погибшего воина Василия Даниловича Парьева. Надежде Васильевне Резанцевой, правда, не 85, а 79 лет и живет она в Салавате:

— Отца призвали из Кугарчинского района, там наша малая родина. Мне тогда было всего два годика, у меня был брат, а мама была беременна третьим ребенком. Их уже нет в живых. Мама дожила до 75 лет и все надеялась, что отец вернется живым. Он ушел на фронт сразу после начала войны, а уже 5 июля погиб. Оказалось, что с ним воевал и мой племянник Иван Резанцев. Похоронка пришла только в августе 1942 года. В Салавате я живу с 1957 года, ветеран труда, работала в тресте столовых. Когда узнали, что нашли останки отца, плакала…

И ВОТ НАСТАЛ ТОРЖЕСТВЕННЫЙ И ПЕЧАЛЬНЫЙ ДЕНЬ